Украинский реформационный процесс задерживается внутренними врагами и препятствиями, а также московской «гибридной войной» против Киева. Учитывая масштабы, сложность и вызовы украинского трансформационного проекта, достигнутые на сегодняшний день результаты нельзя назвать незначительными, но они все еще далеки от устойчивого преобразовательного успеха. Текущая европеизация Украины окажет воздействие на все постсоветское пространство. Для её дальнейшей поддержки западные страны и организации должны тесно сотрудничать с поддерживающими реформы украинскими политиками, чиновниками, экспертами и активистами.
Современные украинские реформы в их историческом и международном контекстах
Со времени победы Революции достоинства в феврале 2014 года, украинское общество пытается осуществить радикальную реструктуризацию своих экономики, управления, судопроизводства, здравоохранения, образования и культурного ландшафта. Реформы проводятся при активном участии гражданского общества Украины и западной диаспоры, а также при существенной поддержке из-за рубежа, особенно таких структур, как Международный валютный фонд, Всемирный банк, ЕБРР, немецкий Кредитный институт по восстановлению экономики (KfW) и др. В дополнение ко многим другим западным государственным, полу- и негосударственным институтам, в том числе, например, Германскому обществу по международному сотрудничеству (GIZ) и Немецкой службе академических обменов (DAAD), с момента вступления в силу всех частей своего Соглашения об ассоциации с Украиной 1 января 2016 года, ЕС играет ключевую роль в этом процессе трансформации и европеизации.
И действительно – после опубликования амбициозной программы «Стратегия реформ 2020» Президента Петра Порошенко в июле 2014 года был принят целый ряд потенциально важных законов: о люстрации, о борьбе с коррупцией, о государственных закупках, о финансировании партий, о реорганизации государственного управления, о реформе высшего образования, о формировании новой полиции, о создании общественного телерадиовещания и т.д. [1]. На данный момент учреждаются четыре новые службы. На этом фоне, известный киевский политолог Алексей Гарань прокомментировал в январе 2016:
Именно сейчас происходят важнейшие институциональные изменения – такие, как создание новых институтов и принятие законов [3].
Несмотря на столь впечатляющее начало, реформационный процесс в Украине, однако, до сих пор не достиг существенного прогресса.
Причины замедлений в проведении реформ
Основными причинами вялого проведения реформ являются масштабность и трудные обстоятельства этого процесса. Варшавский Центр восточно-европейских исследований оценил специфические вызовы реформации Украины следующим образом:
«[…] украинская модернизация является беспрецедентной на постсоветском пространстве, учитывая размеры страны и масштабы существующих проблем. Украина сталкивается с проблемой необходимости реформирования почти всех ключевых областей своей государственной системы. Контекст, в котором проводятся реформы – война России с Украиной, направленная на предотвращение успеха ее модернизации, а также глубокий экономический кризис в стране – крайне невыгоден для Украины.»
Однако, западные аналитики нередко упускают эти последние аспекты из внимания.
Это связано с тем, что до недавнего времени Украина была для Запада неким белым пятном на карте мира – своего рода terra incognita Европы [5]. Поскольку постсоветское пространство в последние 25 лет считается в целом неспокойным, многие наблюдатели только частично распознают специфику постреволюционной ситуации в сегодняшней Украине. Вследствие длительного вакуума знаний и дискуссий об этой стране, от некоторых западных комментаторов и консультантов остается скрытой историческая необычность важных аспектов одновременно протекающих процессов, а именно:
- радикальность, если не революционность общественных изменений,
- многовекторность и пагубность «гибридной войны» Москвы против Киева,
- а также глубина постреволюционного социально-экономического кризиса в Украине.
Многие из иностранных наблюдателей не видят принципиальной разницы между относительно депрессивным состоянием Украины до Евромайдана, с одной стороны, и её сегодняшними огромными трудностями, с другой.
Вне всякого сомнения, что без непрерывной и многомерной российской «гибридной войны» против Украины и ее различных социальных и экономических последствий Украина осуществляла бы свое реформирование последних двух лет успешнее, а возможно, гораздо успешнее, чем это произошло за последние два года. Иной была бы также и общая экономическая ситуация. Война травмирует страну, сокращает ресурсы, потребляет энергию, пожирает деньги, расшатывает государство и часто просто уводит внимание правительства и общества от осуществления реформ [7]. Она уменьшает или уничтожает – часто в буквальном смысле – человеческий и материальный капитал страны.
В то время как даже компетентные западные комментарии в отношении последних достижений в реформировании послереволюционной Украины окрашены в пессимистичные или саркастические тона, оценка сегодняшней ситуации во внутреннем и в историческом контекстах – несколько иная. Упомянутый политолог Гарань в конце 2015 года пришел к заключению:
Наибольшим успехом прошедшего года является то, что Украина выстояла. Уже два года мы боремся против российской агрессии и необъявленной войны. Помимо этого, мы должны проводить болезненные экономические реформы. Таким образом, главное – это то, что мы не сдались [8]
Разумеется, эта контекстуализация не может нивелировать ни возникшие по собственной вине проблемы Украины, ни оправданный скепсис украинского гражданского общества и зарубежных наблюдателей по отношению к киевскому правительству. Внутренняя и международная критика вялого реформационного процесса в Украине и продолжающегося разгула коррупции обращена в первую очередь к политическим и экономическим элитам страны. И в основном, меткая фундаментальная критика Киева прозападными украинскими и западными украиноведами является оправданной.
Тем не менее, подобные подчеркнуто критические дискуссии об украинском руководстве порой непродуктивны, поскольку для успешных политических действий, особенно в кризисных ситуациях, необходимо доверие к политическим лидерам. Как нынешний тотальный провал партии премьер-министра Арсения Яценюка в опросах общественного мнения и его чрезвычайно низкий личный рейтинг, так и распространенное мнение в Киеве, что президент Порошенко становится «вторым Януковичем», в таком свете – амбивалентны. Такая чрезмерно острая реакция отражает как очевидные неудачи в процессе реформ, так и нереалистичные ожидания в отношении реальных возможностей политиков и партий [9].
В Украине к концу (а частично еще до) советской эпохи, в свете отрицательных примеров безответственных и коррумпированных политических элит, у ряда гражданских активистов и простых граждан выработался анти-государственнический, а частично даже анархический менталитет. Это отчасти приводит к ярко выраженному недоверию ко всем государственным институтам. Такой менталитет в некоторых случаях имеет своим следствием систематический отказ части гражданского общества страны сотрудничать с политическими лидерами в процессе проведения реформ. Так, например, Михаил Радуцкий, основатель киевской частной клиники «Борис» и один из заместителей мэра Киева Владимира Кличко, жалуется на то, что «общество в целом» не готово к изменениям. В секторе здравоохранения, который Радуцкий должен реформировать в Киеве, главврачи и находящийся с ними в сговоре персонал мешают реформам, отказываясь сотрудничать и обвиняя во всех нарушениях власти [10].
В Украине, как и в других странах, прослеживается связь между нездоровым участием экономических элит в политике страны и патологиями политической культуры обычных граждан. Таким образом, глубокие причины все еще существующего в Украине дисбаланса отношений между государством и обществом заключаются не только в известных проблемах коррумпированной бюрократии, морально неустойчивых политиков и чрезмерного влияния промышленных магнатов на государство [11]. Для большинства украинцев на выборах главную роль играют происхождение кандидата и его имидж – и в меньшей степени его политическая биография и идеология. Это отчасти объясняет неоднократный удивительный успех совершенно новых политических проектов, которые при финансовой поддержке олигархов, но без содержательной политической программы, а только с помощью медийной рекламы, получают значительное количество выборных голосов. В качестве примера можно привести партию «УКРОП», творение украинского олигарха Игоря Коломойского, неожиданно появившуюся в октябре 2015 года незадолго до украинских местных выборов, которая с впечатляющими результатами пробилась в некоторые региональные и местные парламенты Украины.
Украинские, а также западные наблюдатели, включая нас, часто подчеркивают важность гражданского общества Украины для успешного проведения политики реформ, в качестве консультанта, наблюдателя, контролера и критика властей [12]. Несмотря на значительное увеличение количества и качества украинского гражданского общества со времен Майдана [13], однако, еще рано говорить о фундаментальных изменениях в сложных отношениях между гражданскими активистами и политическими элитами. Чтобы обеспечить глубокую связь между властью и обществом, понадобится больше, чем несколько сотен новых инициатив, которые возникли в течение последних двух лет (например, для помощи беженцам, в поддержку армии и добровольческих батальонов, для мониторинга реформ и для решения других задач, с которыми государство не справляется).
Необходимыми являются также большая готовность, более активное желание и стремление активистов самим вступить на политическую арену для продвижения своих инициатив и защиты интересов общества от олигархии. До сих пор многие представители гражданского общества в Украине не готовы на такой шаг, в основном из-за страха дискредитировать себя ярлыками «политика» или «партии» в антиполитически настроенном украинском обществе. Подобная нерешительность лишает важные требования общества к элитам необходимой политической силы и приводит к тому, что старые партии не имеют достойной конкуренции.
Об общеевропейском значении украинского реформационного проекта
К началу 2016 года внимание международного сообщества к Украине снова снизилось вследствие уменьшения боевых действий на востоке страны и возникновением новых вызовов для ЕС. В то же время международное терпение к медлительному процессу реформ в Украине постепенно иссякает. Представители как ЕС, так и США беспрерывно обращаются к киевским элитам с призывами ускорить реформы и соответствующий законодательный процесс, касательно, например, децентрализации. Они предостерегают от развала коалиционного правительства и новых выборов, которые, по их мнению, еще больше задержали бы дальнейшее осуществление программы реформ. Между строк снова чувствуется так называемое Ukraine fatigue («утомление от Украины»), т.е. западные усталость или разочарование ввиду инерции и внутренних конфликтов киевской политики, которые сформировали образ Украины во многих европейских столицах после Оранжевой революции с 2005 года.
Даже если такие сверх-скептические оценки обоснованы, все же надо рассматривать украинскую ситуацию реалистично. Иными словами: нельзя судить о сегодняшней Украине и ее развитии лишь по моментальным снимкам и в свете конкурирующих тем западной повестки дня. Только с помощью исторически чувствительной интерпретации текущей постреволюционной фазы в специфическом контексте развития украинского государства с 1991 года, а также его постимперских и постколониальных сложностей можно понять, насколько велики современные украинские вызовы и какое значение украинские реформы имеют в международном масштабе. Несмотря на постоянную, в большой степени вызванную извне нестабильность, которая характеризует Украину с 2014 года, демократизация и модернизация страны, которые Украина наверстывает после Революции достоинства достигли относительно высокого уровня в их региональном, т.е. северо-евроазиатском сравнении.
Как и вышеупомянутые негативные аспекты сегодняшней ситуации, этот относительный успех – не историческая случайность и не только результат культурных особенностей Украины [14]. В отличие от других стран постсоветского пространства традиционно слабое украинское централизованное государство, отсутствие значительных природных ресурсов, а также необходимость балансировать противоречивые внутренние украинские региональные интересы, способствовали развитию различных форм политического консенсуса в Украине. Поэтому опасность возврата к авторитаризму здесь значительно ниже, чем в других странах-наследниках СССР. Таким образом, с момента распада Советского Союза, в Украине в ходе трех «постсоветских моментов» [15] (т.е. восстаний 1990-1991, 2004 и 2013-2014 годов.) произошел политический учебный процесс, который поднял современную политическую систему Украины на, хотя ещё не неконсолидированный, но качественно новый уровень демократизации. В некотором смысле, жесткая реакция Владимира Путина на события в Киеве с февраля 2014 года и иллюстрирует ту значительную угрозу, которую представляет собой это новое качество политического плюрализма в Украине для всех авторитарных режимов на постсоветском пространстве, и в первую очередь для российского.
Пожалуй, основной проблемой для сегодняшнего западного видения Украины, ее революции и противоречивого процесса проведения реформ является «парадигма стабильности», образовавшаяся на фундаменте страхов глобализации, транснациональных кризисов и растущей международной неопределенности [16], которые с начала тысячелетия заменили прежнее трансформационное рвение западных демократий во «втором» и «третьем мирах» [17]. Что касается постсоветского пространства, эта смена парадигм часто приводит к поверхностному восприятию царящих там самодержцев, в качестве якорей стабильности, хотя эти правители, в конечном счете, заводят свои страны в разного рода тупики своими бесперспективными экономическими моделями, а также своими жесткими (хотя методологически и все более отточенными) репрессиями политической критики и общественных движений. Видимо, рано или поздно неизбежный упадок оставшихся постсоветских автократий будет сопровождаться насилием и нестабильностью, масштабы которых могут намного превзойти ту конфликтность, которая проявилось в более постепенном политическом переходе в Украине.
В этой связи западным партнерам Киева стоило бы вспомнить свою трансформационную эйфорию 1990-х. Встречающееся в настоящее время у многих западных политиков и дипломатов ошибочное сочетание стремления к стабильности и негативного восприятия хаотичных политических изменений в т.н. «режимах открытого доступа» [18] не только этически сомнительно, но и политически непродуктивно. Многое свидетельствует в пользу того, что россияне и белорусы вскоре также вступят на сложные переходные пути, подобные украинскому – будь то с помощью западных призывов к демократизации или без таковых.
В этой связи поддержка текущих процессов в Украине необходима и для того, чтобы не потерять Киев как наиболее важный ныне якорь для демократизации на постсоветском пространстве, т.е. как источник демонстрационных эффектов для других бывших республик СССР [19]. Поддержка украинских реформ не просто вопрос морального авторитета ЕС в мире или идеалистически понятого спасения «европейского проекта» [20]. Безопасность и стабильность, которые в первую очередь надеются получить стратеги ЕС от своей т.н. Европейской политики соседства, будут гарантированы только в случае, если эта политика сумеет возвыситься над существующим статусом-кво. Устойчивой стабильности не достичь путем бесконечной терпимости в отношении автократий, которые в любом случае когда-то упадут. Она может быть обеспечена только с помощью современного и своевременного прогресса в развитии политических систем восточноевропейского региона.
Выводы: Что нужно Украине
Постоянное международное давление на украинское правительство, которого настоятельно требуют от Запада представители гражданского общества Украины, в свете вышеуказанных дилемм – оправдано и важно. Эффективные реформаторы до сих пор в меньшинстве в высших эшелонах киевской власти. Сегодня им противостоят две влиятельные группы, которые эксплуатируют чрезвычайное положение войны в Донбассе в своих целях. Так, украинские реформаторы сталкиваются с принципиально антиреформаторскими представителями старого режима (олигархами, продажными политиками, коррумпированными чиновниками), которые известны и опасны в качестве противника преобразований.
Но также уже образовалась новая неофициальная «партия власти», члены которой хотя и позиционируют себя реформаторами, сегодня прижились в новом послереволюционном эквилибриуме. Этой группе политиков и чиновников, которые еще в 2014 году были ориентированы на проведение реформ, уже не хватает желания делать дальнейшие и более радикальные шаги по реформированию, так как они тем самым рискуют потерять недавно приобретенный доступ к привилегиям, власти и статусу, а в некоторых случаях и к каналам обогащения.
Поэтому в будущем потребуется еще более тесное сотрудничество украинских реформаторов и зарубежных друзей Украины. Этот частично уже существующий альянс включает, с украинской стороны, некоррумпированных политиков, заслуживающих доверия чиновников, представителей НПО, экспертов-аналитиков и неподкупных СМИ, а со стороны Запада, международных доноров, проукраинские правительства ЕС, международные НПО и специализированные аналитические центры. Только в случае их совместных и тщательно скоординированных действий эта коалиция будет иметь достаточный противовес частым задержкам или фальсификациям, инициированным противниками реформ, и гарантировать устойчивые преобразования.
Поскольку Украина слишком слаба в военном и экономическом отношениях, Запад также должен гарантировать суверенитет и функционирование украинского государства на своей территории. Это означает, что территориальный конфликт на Донбассе должен быть нейтрализован (т.е. должны быть выполнены Минские соглашения), либо, по крайней мере, он должен быть заморожен настолько, чтобы больше не препятствовать развитию остальных частей Украины. Не менее важно также мотивировать Кремль прекратить и различные невоенные меры его «гибридной войны» против Украины (напр., торговые санкции, кибер-атаки, тайные спецоперации, пропагандистские кампании и т.д.) и принять своего соседа в качестве отдельного и суверенного государства.
Как известно, Донбасс сам по себе не представляет интереса для России. Так называемые «народные республики», в большей степени – инструменты Москвы для дестабилизации всего украинского государства. Остановка российских подрывных действий важна не только для Донбасса, но и для всей Украины. Если Кремль не будет вынужден остановить свою, могут выдохнуться любые хорошие реформы, а помощь Запада Украине, исчисляемая миллиардами долларов, может оказаться безрезультативной.
Перевод с немецкого: Елена Сивуда
Примечания
[1] Первые критические отзывы на немецком языке у: Härtel A. Das postrevolutionäre Machtvakuum als Quelle der ukrainischen Reformträgheit // Ukraine-Analysen. 2015. № 156. Р. 2-6; Stein А. Ernüchterung nach einem Jahr Lustrationsprozess // Ukraine-Analysen. 2015. № 160. Р. 2-6. Информативные оценки реформ для внешних наблюдателей можно на английском языке найти в полезном Index for Monitoring Reforms составленный „Vox Ukraine“ и „Interfax Ukraine“.
[2] Национальное антикоррупционное бюро Украины, Национальное агентство по вопросам предотвращения коррупции, Правительственный уполномоченный по вопросам антикоррупционной политики, Специализированная антикоррупционная прокуратура.
[3] Haran О. Wir haben überlebt: Über Erfolge und Niederlagen der Ukraine // Euromaidan Press. 20 января 2016.
[4] Konończuk W., Iwański T., Olszański T., Żochowski P. The Bumpy Road: Difficult Reform Process in Ukraine // OSW Commentary. 2015. № 192. Р. 9.
[5] Umland A. Weißer Fleck: Die Ukraine in der deutschen Öffentlichkeit // Osteuropa. 2012. № 9. Р. 127-133; Finnin R. Ukrainian Studies in Europe: New Possibilities // Journal of Ukrainian Politics and Society. 2015. № 1. Р. 18-23.
[6] Данное утверждение остается верным, даже если конструирование детальной контрафактической аргументации, как и в случае любых подобных попыток, было бы сложным. См., например: Bunzl M. Counterfactual History: A User’s Guide // The American Historical Review. 2004. № 3. Р. 845-858.
[7] Детальнее см.: Umland A. Krieg, Krise, Korruption: Wieso die Ukraine mit ihren Reformen nicht voran kommt // Focus Online. 29 января 2016.
[8] Haran О. Wir haben überlebt.
[9] См., например, опрос Международного Республиканского Института от 19-30 ноября 2015 г., в котором по стране только 1% опрошенных классифицировал украинского премьер-министра как «очень хорошего» (11% «относительно хорошего»).
[10] См.: Окончательный диагноз: интервью с Михаилом Радуцким // Новое Время. 4 сентября 2015. С. 44-46.
[11] Solonenko I. Interessengeflecht und Machtstrategien: Die Oligarchen und der Umbruch in der Ukraine // Osteuropa. 2014. №№ 5-6. P. 197-216.
[12] Härtel A. Aus dem Scheitern lernen – für eine neue Ukraine-Politik Europas // Ukraine-Analysen. 2014. № 127. P. 7-8.
[13] См., напр., отчет о конференции «Ukrainian Civil Society After the Maidan: Potentials and Challenges on the Way to Sustainable Democratization and Europeanization» (12 декабря 2014 г.)
[14] Bredies I., Umland A. Democratic Ukraine, Autocratic Russia: Why? // History News Network. 23 August 2009.
[15] Härtel A. Der dritte post-sowjetische Moment der Ukraine // Berliner Republik. 2014. № 2.
[16] Härtel А. Germany and the Crisis in Ukraine: Divided over Moscow? // Analyses of the Elcano Royal Institute. 2014. № 24.
[17] Carothers T. The End of the Transition Paradigm // Journal of Democracy. 2002. № 1.
[18] North D.C., Wallis J.J., Weingast B. Violence and the Rise of Open-Access Orders // Journal of Democracy. 2009. № 1. Р. 55-68.
[19] Umland А. Für eine neue Osteuropa-Politik: Europas Weg nach Moskau führt über Kiew // Internationale Politik. 2011. № 4. Р. 86-92.
[20] Snyder Т. Edge of Europe, End of Europe // New York Review of Books. 21 July 2015.
Предостережение
Авторы не работают, не консультируют, не владеют акциями и не получают финансирования от компании или организации, которая бы имела пользу от этой статьи, а также никоим образом с ними не связаны