Украино-германские отношения в тени «Северного потока – 2» | VoxUkraine

Украино-германские отношения в тени «Северного потока – 2»

Photo: depositphotos / ekipaj
10 февраля 2021
FacebookTwitterTelegram
1236

Первый «Северный поток» уже является судьбоносным с точки зрения европейской политики безопасности и соседства. Его ввод в эксплуатацию в 2011-2012 гг. и связанное с этим инфраструктурно-экономическое размежевание России и Украины в энергетическом секторе, возможно, стало значительным (хотя и не единственным) фактором начала российско-украинской войны в 2014 г. 

Геоэкономическая и политическая амбивалентность этих мегапроектов вызывает сомнения в согласованности провозглашенных целей и инструментов нынешней Восточной, европейской и энергетической политики Берлина. Причем такие сомнения высказывали не только украинские эксперты. Для таких восточноевропейских стран, как Польша, подобные миллиардные проекты символизируют опасную традицию особых германо-российских отношений, тем более что экономический и стратегический смысл этих проектов для ЕС является спорным

Как и его предшественник, «Северный поток – 2» спроектирован российской стороной для обхода Украины как транзитера российского газа.  Новый газопровод начинается на Славянской компрессорной станции вблизи Усть-Луги и проходит оттуда по дну Балтийского моря до Лубмина в районе Грайфсвальда. Оттуда газ должен транспортироваться дальше, в том числе, в распределительные узлы в Австрии, которая из-за этого тоже решительно поддерживает проект. Вместе два газопровода «Северный поток» смогут транспортировать 110 миллиардов кубометров газа в год. Это уже привело к снижению загрузки украинской трубопроводной системы, которая и без того никогда не использовалась полностью. Открытие «Северного потока – 2» в дальнейшем может привести к закрытию большей части украинской ГТС.

Сторонники «Северного потока – 2» утверждают, в частности, что ЕС в будущем придется импортировать значительно большие объемы газа из-за снижения объемов добычи в Европе и растущего значения газа как транзитного сырья для т.н. «энергетического перехода» от углеводородов к возобновляемым энергетическим ресурсам. Кроме того иногда можно услышать геоэкономический аргумент в силу того, что Германия могла бы политически выиграть от того, что она станет центральным распределительным узлом российского газа в Европе. Проект, якобы, хорош для конкуренции на европейском газовом рынке и, таким образом, выгоден для потребителей. Усиление взаимной экономической интеграции ЕС с Россией также часто рассматривается положительно, например, как геостратегический фактор в противовес подъему Китая.

Украина, многие восточноевропейские государства, США, Европейский парламент, а в последнее время и все больше немецких комментаторов, приводят противоположные аргументы. Например, даже без «Северного потока – 2» уже есть более чем достаточно транспортных мощностей между РФ и ЕС. В этой связи открытие нового газопровода просто приведет к закрытию старых транспортных маршрутов, а не к их диверсификации. Более того, новая вторичная инфраструктура внутри России и Евросоюза для полной эксплуатации «Северного потока – 2», которой до сих пор уделялось мало внимания, приведет к росту цен. Проект также в противоречии к объявленному экологическому повороту в энергетической политике ЕС повышения рыночных стимулов в пользу новых возобновляемых ресурсов энергии и постоянного отхода от старых углеводородных технологий. 

Независимые аналитики также указывают на то, что природные заповедники в России окажутся под угрозой. Усилия ЕС по диверсификации своих импортеров и путей транспортировки энергоносителей будут подорваны. И без того относительно высокая экономическая зависимость Запада от ревизионистской Москвы закрепится. 

Украина теряет переговорную силу визави России, в то время как ЕС как единый актор становится всё более разделенным из-за споров между его странами-членами по поводу нового трубопровода и разных двусторонних договоренностей между отдельными европейскими странами и Россией. Несмотря на тесное экономическое сотрудничество РФ с ЕС, все более агрессивная внешняя политика Кремля показала, что традиционная мантра немецкой политики в отношении России о «переменах через торговлю» ошибочна. Напротив, дополнительные газовые сделки косвенно поддержали различные международные авантюры Кремля, в том числе и экспансию России на восток и юг Украины.  

Несмотря на ужесточение санкций со стороны США, растущую общественную критику проекта внутри ЕС и различные юридические споры в национальных и международных инстанциях, «Северный поток – 2» до сих пор активно продвигается мощным европейским консорциумом энергетических компаний из России, Франции, Австрии, Великобритании и Германии, а также многими восточно-немецкими политиками. У Киева продолжает создаваться впечатление, что Берлин хочет получить сомнительные национальные и геостратегические преимущества за счет нарушения международной безопасности и экономических интересов своих партнеров из Центральной и Восточной Европы. Кроме того, есть и другие решения, принятые недавно Берлином, которые воспринимаются как помощь Путину в его политике относительно Украины, как, например, поддержка Германией возвращения российской делегации в Парламентскую ассамблею Совета Европы летом 2019 г. В Украине такие тенденции рассматриваются как предупреждение о том, что после ухода Ангелы Меркель из политики в 2021 г. интересы Киева в Берлине могут потерять вес.

Несмотря на горячие внутри-ЕСовские споры вокруг разных российских газопроводов и вступление в силу новых американских санкций против них в 2021 году, не исключено, что в сухом остатке «Северный поток – 2» всё-же будет завершен и введен в эксплуатацию. Один из аргументов в пользу такого прогноза — это то, что сегодня строительство газопровода уже приблизилось к завершению. Его отмена на данном этапе приведет не только к большим финансовым потерям для всех вовлеченных в него сторон. Отказ от почти готового длинного газопровода может подорвать общее доверие иностранных инвесторов в возможность устойчивой реализации больших инфраструктурных проектов в Восточной Европе. 

Более того, идея некоего особого европейского суверенитета взамен трансатлантического альянса в последние годы приобрела силу в ряде западноевропейских столиц. Во времена правления Трампа Германия и другие члены ЕС решительно сопротивлялись требованиям со стороны США касательно «Северного потока – 2», в том числе и ввиду общего отчуждения между Америкой и Европой с 2016 года. Поэтому дальнейшая судьба кремлевского геополитического проекта «Северный поток – 2» пока, увы, остается неясной. Видимо, он и дальше будет играть роль главного раздражителя в украино-германских отношениях.  

Примечания

[1] См., напр.: Михаил Гончар: Русско-немецкий газовый спрут против США // Сегодня, 21 июля 2020.

[2] Andreas Stein: Zu den ökonomischen Auswirkungen der Ostseepipeline auf die Ukraine // Ukraine-Nachrichten, 13 May 2010. – Andreas Umland: Berlin, Kiew, Moskau und die Röhre. Die deutsche Ostpolitik im Spannungsfeld der russisch-ukrainischen Beziehungen // Zeitschrift für Außen- und Sicherheitspolitik. № 3/2013. P. 413-428.

[3] Andreas Umland: Die deutsche Russlandpolitik im Lichte des Ukraine-Konflikts. Schein und Sein des interdependenztheoretischen Ansatzes zur Friedenssicherung in Europa // Dialog Forum, 15 May 2020.

[4] О двусторонних отношениях между Украиной и ФРГ в разных немецких изданиях см.: Wilfried Jilge: Dialog mit Defiziten. Die deutsch-ukrainischen Kulturbeziehungen. Bestandsaufnahme und Empfehlungen // ifa-Dokumente. № 2/2001. – Andreas Umland: Westliche Förderprogramme in der Ukraine. Einblicke in die europäisch-nordamerikanische Unterstützung ukrainischer Reformbestrebungen seit 1991 // Forschungsstelle Osteuropa Bremen: Arbeitspapiere und Materialien. № 63/2004. – Kathrin Hartmann: Dialog mit Potenzial. Die deutsch-ukrainischen Kulturbeziehungen. Bestandsaufnahme und Empfehlungen // ifa-Dokumente. № 1/2008. — Andreas Umland: Weißer Fleck. Die Ukraine in der deutschen Öffentlichkeit // Osteuropa. № 9/2012. P. 127-133. — Deutsche Gesellschaft für Internationale Zusammenarbeit: Die Ukraine in den Augen Deutschlands. Bilder und Wahrnehmungen eines Landes im Umbruch. Büro für politische Kommunikation. Kiew, 2018. — Susann Worschech: Deutsch-ukrainische Kulturbeziehungen. Veränderungen nach dem Euromaidan // ifa-Edition Kultur und Außenpolitik. Stuttgart, 2020. — Maryna Rabinovych: How the Federal Republic Reacted to Russia’s Annexation of Crimea. Berlin’s Diplomatic Response and German Media Representations in 2014–2020 // Journal of Soviet and Post-Soviet Politics and Society. № 2/2020. P. 213-240.

[5] Antto Vihma und Mikael Wigell: Unclear and Present Danger. Russia’s Geoeconomics and the Nord Stream II Pipeline // Global Affairs. № 4/2016. P. 377-388. – Margarita Assenova: Europe and Nord Stream 2. Myths, Reality, and the Way Forward. Washington, 2018. – Andreas Heinrich und Heiko Pleines: Towards a Common European Energy Policy? Energy Security Debates in Poland and Germany. The Case of the Nord Stream Pipeline // Anne Jenichen und Ulrike Liebert, eds.: Europeanisation vs. Renationalisation. Learning from Crisis for European Political Development. Leverkusen, 2019. P. 169-182.

[6] Aleksandra Gawlikowska-Fyk, Marcin Terlikowski, Bartosz Wiśniewski, Szymon Zaręba: Nord Stream 2. Inconvenient Questions // PISM Policy Paper. № 5/2018. – Piotr Przybyło: The Real Financial Costs of Nord Stream 2. Economic Sensitivity Analysis of the Alternatives to the Offshore Pipeline. Warsaw: Casimir Pulaski Foundation, 2019.

[7] Andreas Umland: Geopolitischer „Wandel durch Handel“. Die ukrainische Frage als sicherheitspolitischer Risikofaktor der deutsch-russischen Wirtschaftskooperation // Ukraine-Nachrichten, 24 July 2013.

[8] Przybyło: The Real Financial Cost of Nord Stream 2. P. 7.

[9] Dmytro Naumenko: Russian Gas Transit Through Ukraine After Nord Stream 2 // Konrad Adenauer Stiftung, 2018.

[10] Severin Fischer: Nord Stream 2. Trust in Europe // CSS Policy Perspectives. № 4/2016. – Andreas Goldthau:  Assessing Nord Stream 2. Regulation, Geopolitics & Energy Security in the EU, Central Eastern Europe & the UK // European Center for Energy and Resource Security Strategy Paper. № 10/2016. – Kai-Olaf Lang and Kirsten Westphal: Nord Stream 2. A Political and Economic Contextualisation // SWP Research Paper. № 3/2017.

[11] Gawlikowska-Fyk, Terlikowski, Wiśniewski, Zaręba: Nord Stream 2. P. 2-5

[12] Fischer: Nord Stream 2. P. 4.

[13] Thomas Kunze: Nord Stream 2. Die letzte Phase // Konrad Adenauer Stiftung, 31 March 2020.

[14] Roland Götz: Nord Stream 2. Die politisierte Pipeline // Osteuropa. №№ 1-2/2019. P. 23–32.

[15] Gawlikowska-Fyk, Terlikowski, Wiśniewski, Zaręba: Nord Stream 2. P. 2-8; Przybyło: The Real Financial Cost of Nord Stream 2. P. 7-14.

[16] Wolfgang Seibel: Arduous Learning or New Uncertainties? The Emergence of German Diplomacy in the Ukrainian Crisis // Global Policy. № 6/2015. P. 60; Andreas Umland: Can Germany Become a Major Ally of Ukraine? Counterintuitive Deliberations on a Coming Partnership between Kyiv and Berlin // World Affairs. № 1/2020. P. 74-89. Р. 85; Stefan Meister: From Ostpolitik to EU-Russia Interdependence. Germany’s Perspective // DGAP, May 2019. P. 26-27.

[17] Gute Nachricht für die russische Zivilgesellschaft // Auswärtiges Amt, 26 June 2019.

[18] Getmanchuk, Solodkyy, Stewart & Melnyk: Priorities and Expectations from Ukraine and Germany. P. 31-33.

Авторы
  • Сюзанн Воршех, Тони Михель и Андреас Умланд

Предостережение

Авторы не работают, не консультируют, не владеют акциями и не получают финансирования от компании или организации, которая бы имела пользу от этой статьи, а также никоим образом с ними не связаны