Решение «замороженного конфликта»: с точки зрения экономистов

На данный момент наблюдается все большая вероятность того, что Восточный Донбасс (часть территории, которая в настоящее время контролируется людьми самопровозглашенной Донецкой и Луганской народных республик) станет зоной замороженного конфликта, то есть территорией, на которой украинское правительство не будет иметь большого влияния для реализации своих законов и где медленно будет возникать параллельная правовая система управления, так называемое непризнанное «квазигосударство». В случае отсутствия дееспособной военной альтернативы, одним из возможных вариантов для Украины и ее западных союзников будет реализация «стратегического терпения»

Как уже отмечалось в статье журнала «Международные отношения» авторов Линкольна Митчелла и Александра Кулей, этот подход был до недавнего времени применен Грузией и США в своих отношениях с Абхазией и Южной Осетией. По словам Митчелла и Кулей «Стратегическое терпение» состояло из:

«Помощи Грузии превратиться в процветающую и демократическую страну, и как только это бы произошло, народ Абхазии сам бы захотел воссоединиться с Грузией. Поэтому на практике, СтратТерп означало «ничего не делать» — определенно не налаживать отношения с кем-нибудь в Абхазии ».

Оценка варианта «стратегического терпения»

Важное предположение понятия «стратегического терпения» заключается в том, что квазигосударства, которые возникают в оккупированных замороженных зонах конфликтов, не принесут ни политической, ни экономической выгоды, разжигая чувство разочарования коррумпированным режимом и статусом-кво «самопровозглашенной страны» .

На первый взгляд, есть основания полагать, что такие квазигосударства как Приднестровье, Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия, и, в перспективе, также Восточный Донбасс, могут прекратить свое существование в случае отсутствия международного признания и экономической изоляции. В своей статье 2006 г. «. Устойчивость и будущее непризнанных квазигосударств», Пол Кольсто перечисляет некоторые очевидные причины их трудностей.

Во-первых, квазигосударства, как правило, обречены на «плохой старт», так как большая часть инфраструктуры разрушена после яростной гражданской войны, которая в основном проводилась на их территории до ее отделения. Хотя существует значительное фактическое доказательство того, что войны не обязательно вызывают долгосрочный ущерб экономическому развитию страны, важнейшим условием является то, что война действительно заканчивается и сопровождается стабилизацией мира (см., Например, «Гражданская война» автора Кристофера Блетмена и Эдварда Мигеля ( 2010)).

Во-вторых, как и любым новым государствам, квазигосударству, по крайней мере сначала, не хватает правового механизма и навыков, и оно не в состоянии собирать налоги и выполнять основные функции управления, обеспечивая личную безопасность, не говоря уже об имущественных правах. Эти первоначальные трудности (часто разделяются с государствами, от которых они отделились, так называемыми «родительскими государствами» — с Украиной, Грузией и Молдовой) комбинируются с отсутствием международного признания. По словам Кольсто, статус квазигосударства «препятствует нормальной легальной торговли с внешним миром, и потакает ведению незаконного бизнеса». Обогащая политическую элиту квазигосударства (с помощью комиссионных и взяток), контрабанда и другие виды нелегального бизнеса не помогают квазигосударству оправится после гражданской войны, институциональной неопределенности и развивать нормальные, деловые институциональные структуры.

В-третьих, непризнание государства приводит к дополнительным экономическим затратам, поскольку иностранные инвесторы неохотно вкладывают средства в юрисдикцию, где правовые договоры не заключены в соответствии с международными стандартами, где международные конвенции ограничили свое применение, а также могут быть уничтожены инвестиции из-за вспышки враждебности (например, как война между Россией и Грузией в Южной Осетии в 2008 г.).

Тем не менее, несмотря на эти менее благоприятные обстоятельства, ни Абхазия, ни любое другое квазигосударство в окрестностях бывшего СССР не поддались на более, чем 20 лет изоляции и непризнания. Вместо того, чтобы разрушиться и признать свою неправоту, как оказалось эти «замороженные экономики» неплохо функционируют, на достаточном уровне, чтобы установить разумную степень внутренней легитимности и поддерживать себя в течение долгого времени.

В некоторой степени, это связано с затруднительными условиями собственной экономики и политики «родительских государств». И Грузия, и Молдова были ослабленными и неразвитыми странами к середине 1990-х годов — коррумпированные, преступные, страдали от эмиграции творческих и научных работников и, в результате, были мало привлекательными для воплощения политики «стратегического терпения». Другим важным фактором для экономической и военной устойчивости непризнанных квазигосударств было существование влиятельного внешнего покровителя. Какую роль Россия играет для Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья, такую Армения для Нагорно-Карабахской Республики (НКР). Такой же пример можно увидеть и в других местах: ЕС и НАТО «протекционирует» и защищает Косово; США и Турция то же делает для о. Тайвань и соответственно для Турецкой Республики Северного Кипра (ТРСК). Наличие этих двух факторов — (сначала) ослабленое государство, от которого отделилась квазигосударство, и влиятельный покровитель — вряд ли можно назвать случайным. Оба фактора, в первую очередь, являются первопричинами феномена «раскола».

В то время как ни одно из постсоветских квазигосударств не стало высокоразвитым государством, скудные доказательства, которые нам доступны, наводят на мысль, что политика «стратегического терпения» не была очень эффективной. Несмотря на очень плохие начальные условия и высокие сборы инвестиций и качество институтов, которые возникли в связи с отсутствием международного признания, квазигосударства прикладывают достаточно усилий, чтобы вызвать чувство лояльности и патриотизма среди местного населения, которое выбрало (или «было выбрано») оставаться под их контролем. По крайней мере, в случае с Приднестровьем, государство, от которого оно отделилось (Молдова) не смогла убедительно «превзойти» свою прежнюю территорию. Хотя Грузия, возможно, и сделала большой прорыв с 2003 года, но это не привело к изменению восприятия и политическим преимуществам на абхазской или юго-осетинской стороне баррикад. Кроме того, экономически сильная и современная Грузия может восприниматься больше как угроза (особенно после попытки силового воссоединения в 2008 году. С Южной Осетией).

Общественное восприятие было предметом нескольких интересных параллельных исследований, проведенных в 2010 году Джоном О’Локлин, профессором Университета Колорадо в м.Боулдер, вместе с несколькими коллегами. Одновременно проведенные исследования в Грузии и Абхазии, а также в Молдове и Приднестровье, показывают, что люди в квазигосударстве не обязательно недовольными  их существованием. В своей статье «Разделенный пространство, Разделенные взгляды? Сравнивая республики Молдовы и Приднестровья»(DividedSpace, Divided Attitudes? Comparing the Republics of Moldova and Pridnestrovie),О’Локлин и другие утверждают, что будучи более финансово обеспеченными (в соответствии с «официальными» данными о доходах на душу населения) люди в Приднестровье чувствовали себя богаче. Кроме того, более высокая доля людей в Приднестровье считают, что их страна находится в лучшем положении, чем Молдова по сравнению с долей молдаван, которые думают, что Молдова находится в лучшем положении, чем Приднестровье. Результаты О’Локлин и его соавторов для Абхазии и Грузии ( «Абхазия изнутри: исследование отношений в фактическом государстве») очень похожи и предоставляют слабую поддержку доктрине «стратегического терпения».

Уроки для Украины

С численностью около 3 миллионов населения, восточная часть Донбасса (которая не контролируется правительством Украины) намного больше, по сравнению со всеми другими постсоветскими квазигосударствами. С точки зрения ее размера и структуры экономики, она более похожа на Приднестровье (около 500 000 граждан). Обе территории и Донбасс и Приднестровье являются горнодобывающими и промышленными центрами их «родительских государств» и обладают достаточно похожим человеческим капиталом и совокупностью факторов производства. Предназначенными Советской властью для производства, обе территории были «магнитами» для внутренней миграции для (в основном российских) инженеров, техников, шахтеров и сталеваров. Это советское наследие ставит их в более выгодное положение по отношению к трем крошечных этническим анклавам на Южном Кавказе, которые традиционно специализировались на туризме (Абхазия) и сельском хозяйстве (Южная Осетия и Карабах).

Как и Приднестровье, Восточный Донбасс, вероятно, будет получать российские субсидии, торговые договоры и инвестиции в инфраструктуру, и не в последнюю очередь, военный защиту. Размер территории Восточного Донбасса и тот факт, что он непосредственно граничит с Россией еще больше ослабляет аргументы относительно приемов изоляции и «стратегического терпения» как средства достижения воссоединения.

Какие же существуют варианты для Украины и Восточного Донбасса?

Хотя боль слишком «свежа» для обеих сторон в ходе недавнего конфликта, жизнеспособной стратегией для объединения являются взаимные политические договоренности и экономическая интеграция. Обоснование экономической реинтеграции (во всех замороженных конфликтных зонах) с течением времени только усилится, и, несомненно, будет играть свою роль в объединении «разделенного» народа, как только память о войне и человеческих потерях отступят на второй план. То, что может поддержать движение к лучшей экономической (и, в конечном счете, политической) интеграции, несмотря на годы раздельного существования, — это когда люди в разделенных территориях будут продолжать разделять те же ценности. Это еще одно мнение по исследовательской работе, проведенной О’Локлин и его соавторами в Приднестровье и Молдове, Абхазии и Грузии.

Несмотря на отсутствие признания и годы вражды, экономическая интеграция в конечном счете выходит на повестку дня Приднестровья и Молдовы. Значительная доля экспорта Приднестровья идет в страны ЕС (через Молдову) ведутся дискуссии по поводу строительства дополнительных мостов через Днестр, чтобы наладить сотрудничество и торговые связи.

После того, как прошло более 20 лет, Грузия также постепенно начинает понимать, что негативная риторика (создание имиджа сепаратистов как «русских марионеток» и «террористов») и продолжающаяся военно-политическая конфронтация являются контрпродуктивными в смысле поддержания целостности границ и предотвращения взаимовыгодного торгового и человеческого сотрудничества. Возвращаясь в 2012 год, Иванишвили, поставил экономические связи (например, повторное открытие железнодорожного сообщения с Россией через Абхазию, и восстановление известного рынка села Эргнети по обе стороны границы с Южной Осетией) ключевой темой своей избирательной кампании. Хотя все эти планы еще нужно реализовать, прагматическое видение Иванишвили по использованию взаимных экономических интересов с целью преодоления шока недавнего кровопролития, действительно стоит внимания и серьезного рассмотрения сторонами всех замороженных конфликтов в регионе.