Вне зависимости от их окончательных результатов, избирательные сезоны 2018-2019 гг. в России и Украине меняют и будут менять политический ландшафт Восточной Европы. Президентские выборы в России в марте этого года и их нынешние и будущие отголоски в коридорах власти Москвы, а также президентские и парламентские выборы в Украине весной и осенью следующего года предвещают новые возможности и риски для отношений двух стран. После переизбрания Путина 18 марта 2018 года в политическом руководстве России уже произошли определенные изменения. Следует ожидать дальнейших трансформаций в связи с грядущими кадровыми перестановками. В Украине 2019 год предвещает серьезные изменения в составе ее исполнительной и законодательной ветвей, возможно, даже смещение баланса между властью президента, правительства и парламента.
Мало того, что состав следующего украинского парламента будет существенно отличаться от сегодняшнего, так как, к примеру, партия «Народный фронт» Арсения Яценюка, которая заняла первое место на выборах 2014 года по избирательным спискам, по-видимому, сойдет с политической сцены. В своей программной речи «Новый курс Украины» в июне 2018 года нынешний лидер будущих президентских выборов Юлия Тимошенко пообещала масштабную перезагрузку политической системы Украины и конституционную реформу. Такая реформа предусматривает переход от полупрезидентской к парламентской форме правления, а также создание второй палаты парламента состоящая из представителей украинского гражданского общества. Конечно, доподлинно не известно, насколько Тимошенко удастся использовать свою относительную сегодняшнюю народную поддержку для победы на выборах, поскольку ее отрицательный рейтинг также чрезвычайно высок. К тому же, вскоре на политическую арену могут выйти ряд новых общественных деятелей, в том числе журналисты, представители шоу-бизнеса и их группы поддержки, что внесет дополнительную путаницу в и без того эклектичный спектр украинских партий. Таким образом, Украина остается такой же непредсказуемой, как и на протяжении последних 25 лет. Несомненным кажется лишь то, что к концу 2019 года фракционный и кадровый состав украинской политической элиты претерпит значительные изменения.
Точки отсчета
Текущие (в России) и предстоящие (в Украине) изменения в политическом руководстве и векторе развития обеих стран могут привести, в частности, к возникновению новых возможностей для прекращения или эскалации войны между курируемыми из Кремля нерегулярными сепаратистскими формированиями и тайными подразделениями регулярных российских войск, с одной стороны, и украинскими правительственными силами и некоторыми до сих пор не интегрированными в ВСУ формированиями на востоке украинского Донецкого бассейна – с другой. В то время как поведение политических лидеров России и Украины в обоих случаях сильно зависит скорее от внутренних, а не внешних факторов, внутриполитические последствия войны для России и Украины разнятся. Они опровергают мнение некоторых украинских и западных обозревателей о том, что государственные лидеры Украины и России являются в равной мере политическими бенефициарам войны по обе стороны так называемой «линии соприкосновения».
Текущие (в России) и предстоящие (в Украине) изменения в политическом руководстве и векторе развития обеих стран могут привести, в частности, к возникновению новых возможностей для прекращения или эскалации войны между курируемыми из Кремля нерегулярными сепаратистскими формированиями и тайными подразделениями регулярных российских войск, с одной стороны, и украинскими правительственными силами и некоторыми до сих пор не интегрированными в ВСУ формированиями на востоке украинского Донецкого бассейна – с другой.
Начиная с 2014 года вмешательство Владимира Путина в дела Украины является основным источником его возросшей народной популярности и политической легитимности. Это привело к тому, что социологи даже говорили некоторое время о новом «крымском консенсусе» в российском обществе – в значительной степени насаждаемой, но все же широко распространенной коллективной уверенности широких слоев населения России в правомерности, справедливости и законности российских территориальных, политических, культурных и экономических претензий к Украине. Подписание соглашения об интеграции Южной Осетии в состав РФ в первую годовщину официального захвата Крыма 18 марта 2015 года или же перенос последних президентских выборов в России на день четвертой годовщины подписания «договора» об аннексии Крыма 18 марта 2018 года свидетельствуют о важности имперской экспансии России для поддержки, сплоченности и стабильности путинского режима.
Иная ситуация в Украине, где к власти ранним летом 2014 года неожиданно пришел некогда второстепенный политический деятель Петр Порошенко, который после победы Евромайдана внезапно стал главным претендентом на пост Президента Украины. Среди прочих факторов резкий политический постреволюционный восход Порошенко связан с аннексией Крыма и началом войны с Россией на Донбассе. Согласно политической презумпции, доминирующей в апреле-мае 2014 года среди широких слоев украинского общества, этот опытный политик и бизнесмен имел наилучшие предпосылки для того, чтобы принести в страну мир, безопасность и стабильность; поэтому он считался наилучшим в тот момент выбором для Украины. Такая точка зрения получила поддержку в сложных условиях возрастающей агрессивности Кремля и стремительного социально-экономического спада в Украине после Евромайдана.
На первых порах триумфальная победа антиолигархической Революции достоинства в начале 2014 года предвещала зарождение совершенно другой политической эры с новыми государственными деятелями, которые не имели отношения к старой олигархической системе Украины. Однако, эта точка зрения изменилась под впечатлением от российской аннексии Крыма и скрытого вторжения РФ на территорию украинского Донбасса. Шокированный потерей части территории, эскалацией войны на востоке и последующими экономическими потрясениями, народ Украины отдал свое предпочтение промышленному магнату и бывшему министру с многолетним опытом работы в правительстве и парламенте. И это несмотря на то, что у Порошенко был (и остается) важный недостаток — он является одним из крупнейших олигархов Украины, а также соучредителем обесславленной Партии регионов и бывшим министром при Президенте Викторе Януковиче. Таким образом Порошенко как никто другой в сегодняшнем высшем эшелоне власти является плотью от плоти старого патронажно-клиентелистского украинского постсоветского режима против которого украинцы восстали в 2004, 2013 и 2014 гг. И все же многие избиратели предполагали, по крайней мере, весной 2014 года, что Порошенко, как особенно опытный политик, будет лучше других способен вывести украинское государство из стремительно углубляющегося кризиса, который тогда затронул внешние отношения, внутреннее единство и промышленность Украины.
Порошенко не оправдал надежды тех избирателей 2014 года, которые надеялись на то, что хотя и с запятнанным прошлым, но всё же особенно опытный политик сможет достичь завершение войны на востоке и возвращение под государственный контроль территорий хотя бы так называемых «народных республик» в Донецкой и Луганской областях.
Безусловно, недавнее резкое падение популярности Порошенко до пятого или даже шестого места в рейтинге претендентов на пост президента Украины в 2019 году связано в большей степени с неудачами сегодняшнего Президента в сфере внутренней политики, чем c его неспособностью восстановить мир и вернуть полный контроль правительства хотя бы над Восточной Украиной – не говоря уже о Крыме. Таким образом, Порошенко сейчас негативно воспринимается большинством украинских избирателей главным образом из-за его упорного нежелания кардинально менять характер олигархического порядка в Украине. Еще одной причиной является его неспособность окончательно и бесповоротно отказаться от своих деловых интересов в Украине и за ее пределами. Косвенным объяснением угасания популярности Порошенко, пожалуй, также является его неуспех в улучшении отношений Украины с Россией. Порошенко не оправдал надежды тех избирателей 2014 года, которые надеялись на то, что хотя и с запятнанным прошлым, но всё же особенно опытный политик сможет достичь завершение войны на востоке и возвращение под государственный контроль территорий хотя бы так называемых «народных республик» в Донецкой и Луганской областях.
Если бы Порошенко исполнил свои обещания хотя бы по последнему пункту, его рейтинг, вероятно, был бы сегодня более высоким и обеспечило бы ему мощный позитивный нарратив в предвыборной кампании. Будь нынешний Президент способен заявить, что вернул в Украину мир и Донбасс, многие избиратели, вероятно, были бы готовы частично простить ему длинный ряд неувязок в проведении внутренних реформ и переустройства государственного управления. Однако Порошенко не смог решить ни ту и не другую серьезную задачу. Кровавый конфликт между Украиной и Россией продолжается. Настоящая трансформация олигархии, т.е. правления некоторых, в полиархию, т.е. правление многих, внутри Украины пока не произошла. В результате, судя по всему, Порошенко и его партия обречены на поражения на предстоящих президентских и парламентских выборах в Украине. В худшем случае, действующий Президент может повторить позорный результат своего бывшего покровителя Виктора Ющенко, который проиграл выборы 2010 года, оказавшись на пятом месте с 5,45% голосов.
Выборы как возможность
Таким образом, ожидается, что в 2019 году в Украине произойдет неизбежная фундаментальная смена руководства в органах исполнительной и законодательной власти. Такая перезагрузка может послужить внешним предлогом и внутренним импульсом как для обострения, так и для разрешения конфликта на Донбассе. Безусловно, основная смена курса для возможного улучшения ситуации должна произойти в Москве, а не в Киеве. И все же глубокая смена в составе украинской власти могла бы тоже открыть возможности для частичной перезагрузки российско-украинских отношений, т.е. для нового старта переговоров про Донбасс.
Безусловно, основная смена курса для возможного улучшения ситуации должна произойти в Москве, а не в Киеве. И все же глубокая смена в составе украинской власти могла бы тоже открыть возможности для частичной перезагрузки российско-украинских отношений, т.е. для нового старта переговоров про Донбасс.
На фоне растущего воздействия западных санкций против Москвы такая перезагрузка могла бы заставить Кремль переосмыслить и в конечном счете переориентировать стратегию по отношению к Киеву. В идеале, начало российско-украинских дипломатических отношений с чистого листа могло бы побудить Путина наконец-то принять решение о выводе из Донбасса российской армии, эмиссаров, нерегулярных войск и их групп поддержки – и таким образом избавится от большинства санкции, по крайней мере, ЕС. В этой связи миротворческая миссия ООН (возможно, в сочетании с гражданской миссией ЕС на Донбассе) может стать тем механизмом, который позволит либо реально урегулировать конфликт, либо притвориться, что он решен – двойственность прекрасно осознают все вовлеченные стороны.
Вопрос Донбасса
С сентября 2017 года, когда Путин заявил о готовности принципиально обсудить участие ООН в урегулировании конфликта, эта идея продолжает будоражить воображение многих западных дипломатов, политиков и экспертов, имеющих дело с конфликтом на Донбассе, несмотря на значительные риски и сложности её воплощения. Стоит отметить, что уже в ноябре 2014 года нюрнбергский политический аналитик и консультант Андрей Новак первым предоставил на удивление тщательный и подробный план реализации этого тогда еще совершенно новаторского плана. Правительство Украины направило официальный запрос на ввод миротворческой миссии ООН на Донбасс в начале 2015 года. С тех пор ряд видных аналитиков из разных стран опубликовали более или менее детальные материалы с подробным изложением перспектив и задач этого плана, который, как правило, тоже предусматривает выстраивание новых структур местного управления, а не только проведение миротворческой операции как таковой. Среди них – аналитические записки, составленные, в частности, Алексеем Мельником (Центр Разумкова, Киев) в 2016 году, Андреем Кортуновым (Российский совет по международным делам, Москва) в 2017 году, а также Александром Вершбоу (Атлантический совет, Вашингтон, округ Колумбия), Виталием Кулыком и Марией Кучеренко (Центр исследования проблем гражданского общества, Киев) и Лианой Фикс и Домиником Янковским (Европейский центр Карнеги, Брюссель) в 2018 году. Два самых всеобъемлющих анализа возможностей и перспектив миротворческой миссии ООН были опубликованы Международной антикризисной группой (Киев) в декабре 2017 года и Институтом Хадсона (Ричард Гован, Вашингтон) в феврале 2018 года. В этих и некоторых других аналитических материалах описываются различные механизмы и препятствия на пути реализации плана, который состоит в развертывании на Донбассе международной миссии в составе военных, полицейских и гражданских сил при участии ООН, ОБСЕ и/или ЕС.
Преимущества такой переходной миротворческой или даже «миростроительной» (peacebuilding) миссии ООН и международной гражданской администрации на Донбассе заключается в двух её аспектах. Первое состоит в том, что миссия предполагает вовлечение в конфликт на Донбассе нейтральной третьей силы, мандат которой выходил бы далеко за рамки нынешней специальной мониторинговой миссии ОБСЕ. Временная миссия ООН или объединенная миссия ООН-ЕС-ОБСЕ на Донбассе обеспечила бы промежуточный период процесса урегулирования конфликта путем создания международной временной администрации. В поддержку этой администрации пришел бы достаточно крупный и хорошо вооруженный контингент иностранных миротворческих войск и временных многонациональных полицейских сил. На самом деле, именно такая схема является единственным реалистичным способом осуществить на практике передачу власти над оккупированными территориям Донбасса от Москвы Киеву и восстановить базовый общественно-политический порядок на территории сегодняшних так называемых «народных республик».
Временная миссия ООН или объединенная миссия ООН-ЕС-ОБСЕ на Донбассе обеспечила бы промежуточный период процесса урегулирования конфликта путем создания международной временной администрации. В поддержку этой администрации пришел бы достаточно крупный и хорошо вооруженный контингент иностранных миротворческих войск и временных многонациональных полицейских сил.
В этом отношении Минские соглашения 2014 и 2015 гг. всегда были сами по себе несовершенны – факт, который упомянутый немецкий аналитик Андрей Новак уже уловил в ноябре 2014 года. Они предусматривают нереалистично плавный переход от нынешнего фактического правления Кремля над де факто оккупированными и военизированными Москвой восточными районами украинского Донбасса к восстановлению полного контроля Киева над утраченными территориями. С 2014 года всегда было неясно, как можно будет осуществить эту передачу власти после предполагаемого вывода Россией из украинского Донбасса ее крипторегулярных войск (т.е. скрытых подразделений ВС РФ), нерегулярных батальонов, отрядов спецслужб и политических эмиссаров, а также прекращении Кремлём финансовой поддержки для «ДНР» и «ЛНР». Даже после такого гипотетического вывода российских оккупантов Киеву потребовалась бы полномасштабная освободительная война с целью подавления, задержания, разоружения и/или изгнания оставшихся местных или пришлых антиукраинских военизированных формирований, экстремистов и агентов, которые были с 2014 года мобилизованы Кремлём и по сей день, так или иначе, получают финансирование, оружие, поддержку, обучение и/или руководство Москвы. Этот переход кажется невозможным без временного, но мощного политического и вооруженного вмешательства таких организации как ООН, ОБСЕ и/или ЕС.
Второе преимущество состоит в том, что, когда для Москвы устойчивое урегулирование конфликта – т.е. снятие большинства санкций Запада – наконец станет предпочтительным вариантом, Кремль сможет использовать этот план для того, чтобы сохранить лицо перед особенно националистически настроенными частями дезинформированного российского общества. Поскольку Россия должна будет дать свое согласие в Совете Безопасности ООН на размещение международной вооруженной миротворческой миссии этой организации, она сможет на международном уровне влиять на ход работы миссии. Например, Кремль может настоять на том, чтобы определенный участок района проведения операции был отдан под контроль контингента войск ООН из официально или негласного союзного государства России. Такая неформально «пророссийская» территория могла бы функционировать в качестве некого промежуточного убежища и временной защитной зоной для бойцов из нерегулярных формирований из других сегодня оккупированных частей Донбасса.
Еще важнее то, что внутри страны Кремль мог бы преподнести международную миссию на Донбассе как российскую «миротворческую» инициативу с целью помочь «страждущим» русскоязычным жителям восточной Украины. Это толкование, несомненно, было бы грубым искажением реальных фактов, касающихся истоков, хода и характера конфликта на территории Донецкого бассейна. Тем не менее, развертывание международных миротворческих сил, получившее одобрение России в Совете Безопасности ООН, предоставило бы Кремлю относительно удобный выход из сложившегося противостояния – если и когда Москва начнет определять для себя такой выход как целесообразный или даже необходимый. Чтобы добиться от Кремля такого изменения в определении значения конфликта, возможно, нужно будет не только продолжить западные санкции, связанные с противостоянием на Донбассе, но и – в силу их пока что ограниченного успеха – ужесточить их и обеспечить их более эффективное осуществление.
Чтобы добиться от Кремля такого изменения в определении значения конфликта, возможно, нужно будет не только продолжить западные санкции, связанные с противостоянием на Донбассе, но и – в силу их пока что ограниченного успеха – ужесточить их и обеспечить их более эффективное осуществление.
Открыть глаза
На протяжении вот уже более четырех лет два крупнейших государства Европы пребывают в состоянии затяжной криптовойны (т.е. скрытого военного межгосударственного конфликта), которая сопровождается почти ежедневными обстрелами с использованием тяжелого оружия и еженедельными потерями, ранеными или убитыми. Все это происходит в непосредственной близости от крупнейшей в Европе АЭС в Запорожье. Несмотря на огромную гипотетическую заинтересованность в урегулировании и окончании этого противостояния, внимание Европы к этому лишь на первый взгляд замороженному конфликту остается ограниченным. Периодические поблажки по отношению к Москве остаются выражением основной позицией ЕС и большинства его государств-членов. Тогда как некоторые учреждения и деятели Запада – в частности немецкая и американская дипломатии – приложили немало усилий к урегулированию конфликта, большинство европейских политиков, дипломатов и журналистов страдают от болезни, которую можно назвать «пост-географическим синдромом экстернализации». Имеется ввиду, что Украина находится в непосредственной географической близости к ЕС и имеет с Евросоюзом протяженную границу. Тем не менее, многие политики и дипломаты ЕС по-прежнему рассматривают огромные внутренние и внешние проблемы Украины как имеющие второстепенное значение для европейской стабильности, безопасности и процветания.
Последствия возможного обострения российско-украинской войны и последующий возможный крах и без того страдающего украинского государства тяжело ударили бы не только по украинцам, но и имели бы и серьезные последствия для всей Восточной Европе и для ЕС в целом. Тем не менее, большая часть европейской политической элиты, особенно западной ее части, как ни странно, сохраняет эскапизм и/или оптимизм касательно намерений и действий Москвы в Украине. Несмотря на введение разных санкций членов ЕС, США и других государств, многие крупные европейские компании продолжают сотрудничать с Россией как ни в чем ни бывало – в основном это касается торговли в энергетическом секторе. Вместо того, чтобы занять четкую позицию в отношении поведения России на постсоветском пространстве или в Сирии, Президент Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер в мае 2018 года заявил, что «это избиение России (Russia-bashing) должно быть прекращено». Было бы печально, если только новое крупное общеевропейское бедствие, равное или превосходящее по масштабу крушение рейса MH17 в июле 2014 года, станет тем, что наконец заставит ЕС – до сих пор основного торгового и инвестиционного партнера Москвы – трезво оценить взрывоопасную ситуацию на своей восточной границе.
