Михаил Минаков: «Я не уверен, что экспертное правление является «оптимистическим сценарием»»

Недавно на VoxUkraine был обнародован анализ возможностей, созданных пандемией для демократического развития современных политических сообществ. Его автор — Кирилл Пасенюк — прав: во время кризиса национальных систем общественного здравоохранения и ряда других связанных с ним кризисов популисты теряли влияние на политические процессы.

Приведенные автором аргументы убедительно доказывают, что популисты не могут оставаться на старых властных позициях перед вопросом жизни и смерти. Также, действительно, эксперты и политики, которые опираются в своих стратегиях на рациональные научные и экспертные рекомендации, в определенной степени увеличили свое влияние в некоторых странах, а политики «аффекта» (например, Трамп и Больсонаро) несколько утратили популярность. Наконец, есть все основания согласиться с тем, что «при оптимистическом сценарии пандемия… может стать тонизирующим фактором, способным создать запрос на экспертное правление».

Я разделяю критическую позицию о низком качестве политики в современных политических сообществах. В ней все меньше рационального и публично-правового элементов и все больше управляемой эмоциональности, деструктивной иррациональности и демодернизационной потуги. Однако я не уверен, что «экспертное правление» — это путь к обновлению либеральной и социальной демократии. Realpolitik экспертного правления ограничивает права и свободы граждан, уничтожает представительскую силу демократии и подрывает эффективность политической коммуникации иерархией «эксперт — невежда». Поэтому я не уверен, что такое правление является «оптимистическим сценарием». Хотя повторюсь: я согласен с тем, что увеличение веса институтов и политической рациональности является желанным направлением развития. Опасность появляется, когда рациональность и институализация становятся целью политического развития, а власть оказывается в руках неконтролируемой группы, которая назначает себя «экспертами».

Что же касается тезиса о значительном влиянии пандемии и связанных с ней кризисов на качество политики, который присутствует и в анализе Кирилла Пасенюка, и в многочисленных статьях политологов, философов и экономистов, то с ними я согласен: экзистенциальный вызов эпидемий добавляет многим социальным, демографическим и экономическим процессам политической ангажированности.

Но здесь важно учитывать два аспекта: (1) нерациональная (аффективная или эмоциональная) политическая конкуренция восстанавливается после применения практик «социального дистанцирования», а (2) качество политического выбора под влиянием пандемии серьезно изменилось.

Ричард Янгс обнародовал важный анализ того, как существующие политические системы выходят из карантина. Он демонстрирует, в частности, что в демократических обществах возвращение к нормальности происходит как новая, гораздо более глубокая, политическая поляризация в условиях давления на правительства для полного восстановления свобод и социально-экономического восстановления. Так, например, он приводит убедительные данные о том, как правые радикалы, используя демократическую риторику, захватывают гегемонию в вопросах демократии и соблюдения прав, в то время как прогрессивные силы слишком озабочены экономическими вопросами.

Но Янгс не замечает того, что аффективный характер политики «выхода из карантина» касается и радикализации левых. Антирасистские движения Запада являются примером такой радикализации. В части стран эти движения могут несколько исправить ситуацию с социальным неравенством. Но там, где правые популисты были при власти и начали терять позиции во время эпидемии, эти движения пугают богатых и остатки «среднего класса», создавая спрос на «сильную руку». В этих обществах рационализирующий и демократизирующий эффект эпидемии может быть утерян — и именно из-за этого взрыва социально-психической энергии масс, проявляющихся в радикальных демократических движениях.

Если эмоциональная радикальная политика — это лишь определенная краткосрочная реакция на правительственные суверенистические попытки (то есть попытки поставить интересы отдельной нации выше интересов человечества и международного права), то в десяти- или двадцатилетней перспективе выбор будущего политическими сообществами, вероятно, будет связан с ответом каждого из народов на биополитическую трилемму.

В контексте этого разговора, биополитика — это политическая практика, направленная на обеспечение, поддержку и приумножение количества подданных. Специфика биополитики связана с тем, что практикующее ее государство относится к гражданам не как к носителям прав и свобод, а как к биологическим особям популяции Homo sapiens на подконтрольной территории. И в силу этого суверенность гражданина оказывается под сомнением, а суверенитет правительства — абсолютизирован. Правящая группа забирает право на тело и жизнь у подданных, управляя, например, возможностью человеческих особей вступать в сексуальные отношения (в каком возрасте, между представителями каких групп и полов и т.д.), делать аборты, вакцинироваться, иметь доступ к учреждениям здравоохранения, практиковать эвтаназию или находиться на карантине. Правящие группы активно пропагандируют контролируемой популяции благо своей политической заботы, а об опасностях заботы, лишающей человека защитных «покровов» прав, пишут философы (например, Джорджо Агамбен).

Под влиянием пандемических пертурбаций выбор у политических сообществ происходит по модели трилеммы — выбора между тремя альтернативами. Следуя геоэкономической трилемме Родрика, я формулирую эту трилемму как выбор, в котором можно непротиворечиво учесть набор политических системообразующих интересов только двух акторов из трех. В нашем случае речь идет о правительстве суверенного государства, о суверенном гражданине и о населении как популяции людей в пределах государственных границ.

В этой модели интересы государства сосредоточены на достижении суверенитета правящей группы, интересы популяции — на биологическом и микроэкономическом выживании, а интересы гражданина — на сохранении своих публично-политических и социально-экономических прав, которые делают его сувереном, равным с государством (в условиях верховенства права).

С учетом указанных интересов, будущее политических систем будет колебаться между тремя наборами политического выбора.

1. Противоправный суверенизм (автократия) выступает как компромисс между интересами государства и популяции. Здесь суверенное доминирование правящей группы должно обеспечить выживание населения.
2. Демократическая депопуляция является результатом компромисса правительства и гражданина, когда конституционный баланс прав гражданина и правительства будет ограничивать способность быстро и неправовым образом реагировать на эпидемиологические угрозы. Это в свою очередь будет способствовать непрерывной депопуляции определенных стран и созданию демографического вакуума, который рано или поздно будет заполнен мигрантами из регионов, где будет избыток населения (Африка и Юго-Восточная Азия).
3. Наконец децентрализованная анархия является результатом компромисса между гражданином и популяцией. Несмотря на то, что большинство действующих государств малоэффективны, отдельные социальные группы, общества и индивиды будут брать ответственность за свою жизнь в свои руки. Это будет мобилизировать движения к экспериментированию с безгосударственными формами политики, с анархическими проектами, суб- и транснациональными государственными проектами. Это активное политическое творчество принесет беспорядок, войны и новые политические образования, незначительная часть из которых, вероятно, обеспечит и равенство, и свободу, и безопасность своим гражданам в первой половине XXI века.

Если эта модель верна, то она отчасти поддерживает предположения и выводы Кирилла Пасенюка. Пандемия и связанные с ней кризисы побуждают к политической мобильности и креативности. Часть этой креативности точно будет способствовать появлению свободных политических режимов и систем. Однако кроме этого выбора, есть немало других — суверенистических или анархических.

Какой бы выбор не делали европейские народы — и среди них граждане Украины — у них, как мне кажется, нет опции отказаться от этой модели выбора. Биополитические вызовы заставляют действовать — не важно, разумно или аффективно, но активно и творчески. Тенденции, существовавшие в мир-системе по нынешней пандемии (о них подробно можно прочитать тут), делают популистские имитации выбора невозможными. Отказ от выбора приведет к непродолжительному некрополитическому существованию сообщества, депопуляция, деполитизациия и десоциализация которого будут полными и неизбежными.